Сокровище Родины[сборник] - Михаил Николаевич Волконский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И он, обусловив таким образом моё молчание, снова повернулся к своим рычагам и кнопкам, а я взялся за книгу, но некоторое весьма понятное беспокойство не позволяло мне сосредоточиться на чтении.
Всё-таки немножко жутко было чувствовать, что сидишь, заключённый в металлический снаряд под водой на 175 футов, сидишь и двигаешься в нём, не замечая, правда, этого движения: так оно плавно и спокойно.
«Дедалус» шёл без малейшего толчка, без особенного шума даже, хотя таинственные для меня машины работали в нём.
Мне ужасно хотелось спросить, с какою скоростью идём мы, но я подавил своё любопытство, чтобы не нарушать поставленного мне условия.
Я вспомнил, как увлекался в детстве фантастическим описанием в романе Жюля Верна подводного корабля «Наутилуса» с его капитаном Немо, и странно мне было испытывать теперь в действительности подводное путешествие.
Правда, эта действительность сильно разнилась от фантазии романиста. Здесь не было роскошных отделений «Наутилуса» с его столовой, спальнями, чудовищным машинным отделением и огромным стеклом, через которое капитан Немо любовался жизнью дна морского.
Я сидел в маленькой каюте, где было сосредоточено всё управление «Дедалуса», и она же служила для нас единственным помещением.
Я пробовал несколько раз заинтересоваться книгою, но глаза мои невольно, отрываясь от неё, поднимались, чтобы посмотреть на капитана, по-видимому, всецело отдавшегося напряжённой деятельности.
Он то прикладывался к различным трубкам, через которые, очевидно, наблюдал за тем, куда направляется наше судно и чист ли путь впереди, то внимательно разглядывал лежавшую перед ним на столе карту.
Карта эта была совсем особенная, и что меня удивило более всего — фотографическая.
Она представляла из себя не особенно широкую, но длинную ленту бумаги, с двух концов накатанную на валики.
По тому, как капитан с помощью этих валиков передвигал её, можно было судить, что мы идём очень быстро.
Сначала меня беспокоило многое. И много вопросов хотелось мне задать капитану: хорошо ли виден ему через его трубки наш путь, достаточно ли ясно проникает сквозь слой воды в 175 футов солнечный свет, не можем ли мы наткнуться на растущий со дна моря коралловый риф или налететь на акулу или кита, и что нам делать, если вдруг что-нибудь сломается в механизме «Дедалуса»?
Я понимал, что силу движения он получал от электричества, потому что никакой другой силой он двигаться не мог.
Мало-помалу, однако, я привык к своему положению и, сам того не заметив, увлёкся книгою.
Попалось мне описание современной Индии, очень талантливо составленное…
XXVI
Почти половина книги была прочтена, когда капитан обернулся ко мне и проговорил:
— Вы голодны?
— Очень, — ответил я.
Мне действительно хотелось есть.
— Сейчас, — сказал капитан, — мы остановимся. Я отдохну и поем с вами.
— А во время хода вам нельзя оторваться от ваших трубок и карты? — спросил я его, когда он остановил «Дедалус», достал бульон и галеты и мы принялись за них.
— Нет, на ходу я должен всё время следить.
— Ну, а как же ночью? Или вы ночью не спите?
Я сделал этот вопрос с некоторой опаской. Если было важно следить за ходом судна, то, конечно, казалось очень опасным, если бы капитан вдруг заснул. А он всё-таки был человек и не застрахован, значит, от утомления.
— Ночью я буду спать, — ответил он, — как и вы.
— Значит, мы не будем двигаться?
— Это вы увидите и узнаете об этом после, а пока обсудим, что делать, когда придём в Коломбо.
— Прежде всего, — сказал я, — надо решить, каким образом мы переправимся с «Дедалуса» на берег. У вас есть лодка?
— Есть гуттаперчевая надувная, но её нам не нужно будет. Как нам очутиться в Коломбо — об этом не тревожьтесь. Но дело в том, что вам там придётся действовать одному. Я не могу оставить «Дедалус». В нём вся наша сила. Без него мы обыкновенные люди, которые сравнительно мало что могут сделать. В Коломбо вам нужно явиться, таким образом, одному.
— Хорошо, — сказал я, — но я даже не могу себе представить, с чего начать?
— Надо отправиться на набережную, на пристань, и постараться не пропустить ни одного парохода, пришедшего из Перми или Адена. Их уж не так много приходит, чтоб это было трудно. По моему расчёту, мы будем в Коломбо на сутки ранее самого поспешного перехода туда из Порт-Саида. Постарайтесь попадать на палубу прежде, чем будут спускать пассажиров. Вы наверное встретите того, кого мы ищем.
— Но если я даже и встречу, то как я узнаю его в лицо?
— Узнать его будет нетрудно. Он не один. Кроме того, нам известно, что у него усы. Затем русская национальность выдаст его. Обыкновенно русские идут по этому пути на «Добровольном Флоте», а он придёт на английском пароходе.
— А если он не назовётся русским, а выдаст себя хоть за американца, положим?
— Всё-таки его выдаст его русский язык. Он не утерпит, чтобы при первом же случае не выругаться по-русски. Этого для вас будет достаточно.
— Всё это хорошо, — согласился я, — но ведь он-то знает меня в лицо, как быть с этим?
Для капитана не существовало ничего невозможного.
— Очень просто, — решил он сейчас же, — сбрейте бороду и наденьте тёмные очки. Вы преобразитесь. И ему в голову не придёт, что вы можете явиться в Коломбо раньше его. Здесь он едва ли будет настороже.
— Допустим, — сказал я, — что я его встречу и узнаю, а он меня нет, ну а дальше что?
— Дальше надо будет действовать, смотря по обстоятельствам.
— Что же, обратиться к полиции, чтоб его немедленно арестовали?
— Немедленный арест у англичан невозможен. Там у них слишком большая процедура для ареста. И потом, английская полиция хороша для англичан, но нам, русским, рассчитывать на её расторопность и покровительство нечего. Нам придётся самим управляться.
— А как же я буду сноситься с вами?
— Об этом переговорим потом. Теперь пора двигаться вперёд.
— Никогда я не думал, что попаду в такую переделку! — невольно улыбнулся я.
— Что делать, — сказал капитан, — зато сколько новых впечатлений!
Нельзя сказать, чтобы каюта «Дедалуса» представляла большие удобства для путешественника. Главное, было неприятно то, что нельзя было двигаться в её маленьком пространстве. Приходилось сидеть, лежать или стоять, но для ходьбы совсем не было
